- Девочке Лоле сколько тогда было?

  - Года четыре. Эдакое небесное создание в пышном американском платье, бабушка всегда меня так одевала - в яркие платья с нижними юбками, все в бантиках. Так вот, пианист усадил меня за столик и тут же услышал: "Это я не буду, то не буду, это не хочу, то я вообще не ем". В результате с моей стороны все закончилось опять слезами, а он начал скрежетать зубами и... сломал зуб. Не думаю, чтобы ему потом сильно хотелось иметь детей... Мне трудно было угодить. Икру нам присылали килограммами, а я ее терпеть не могла и обычно размазывала ложкой по стенке.

  - А родились вы на Украине?

  - Да, на Западной Украине, дедушка работал всю жизнь в системе КГБ. Семья у нас была обеспеченной, родители зарабатывали очень хорошо. Мама пела, отец занимался в основном конферансом, был продюсером. Иногда дирижировал маминым джаз-бэндом. Они считались дуэтом, у них была по тем временам хорошая шоу-программа. Жила я у бабушки, потому что родители уезжали на гастроли - на три месяца, на полгода. Меня к ним привозили редко, в основном когда гастроли проходили на море-в Сочи, в Ялте.

  В маму все влюблялись, папа ее ревновал... к тому же она была на 11 лет моложе. Он вообще был очень... деспотичным человеком. Знаете, когда мы только начинали с Сашей вместе жить, мама как-то сказала: "Самое страшное, что ты повторяешь мою жизнь с Марком". Я тогда не поняла, о чем она говорит...

  - Ваши родители, кажется, разошлись?

  - Да, в 72-м году.

  - Это было для вас трагедией?

  - Это было счастьем...

  - Счастьем?!

  - Отец терроризировал мать, мог на нее при мне замахнуться. Мог и меня отходить за любую провинность. Редкие минуты перемирия особой любви к нему не вызывали. Я старалась держаться от него подальше. К тому же он безумно любил свою мать, очень скверную старушонку, помешанную на деньгах. В этом и заключался основной конфликт в их отношениях с мамой. В 1974 году отец эмигрировал, и, как только он уехал, мамина карьера закончилась. Ей даже тогда посоветовали сменить фамилию, иначе меня бы не взяли ни в один украинский вуз.

  Сразу после школы я пошла работать к маме на подпевки. Там же познакомилась с Ирой Понаровской. Она стала первым человеком, кто занимался со мной вокалом.

  - Вы, наверное, рано определились с планами на будущее?

  - Отнюдь. Для меня в сцене не было ничего привлекательного, даже профессия продавца мороженого казалась гораздо более таинственной и загадочной. В четырнадцать лет я вообще мечтала стать парикмахером, потому что видела: те, кто ушел из школы после восьмого класса, неплохо зарабатывают себе на хлеб, вполне независимы от родителей и к тому же ведут активную половую жизнь. Хотя меня ранняя половая жизнь совсем не интересовала, да я и мало что об этом знала. Уже в десятом классе, нацеловавшись с одноклассником, подходила к зеркалу и все смотрела, не растет ли у меня живот, пребывая в уверенности, что дети рождаются именно от поцелуев.

  - Поскольку вы родились в семье музыкантов, глупо, наверное, спрашивать, учились ли вы музыке...

  - Училась, конечно, но постольку поскольку. Человек я очень неусидчивый, и заставить меня что-то сделать насильно... Я могу ходить-бродить и вдруг придумать мизансцену к спектаклю или к фильму, который хочу снять, но это все спонтанно. А чтобы сидеть, высиживать... В общем, к тому времени мама была замужем повторно, и у отчима (он был продюсером, директором крупных программ) оказались связи в городе Тамбове. Туда я и поехала поступать в институт культуры. Кстати, идея отдать меня на режиссуру принадлежала Владимиру Абрамовичу Этушу. Родители были с ним знакомы. Так вот, отчим попросил Этуша посмотреть меня. Я не отнеслась к этому всерьез. Меня больше интересовала роскошная квартира Владимира Абрамовича с огромным количеством книг. Я с чувством прочла ему стихотворение Мусы Джалиля о том, как фашисты расстреливают женщину с ребенком, его тогда все читали. Ничего умнее я не придумала. Владимир Абрамович молча выслушал и сказал: "Мне кажется, деточка, вам лучше пойти на режиссуру". Не знаю, каким чутьем он угадал во мне то, что стало моей жизнью. В Тамбове я попала к замечательным педагогам, которые научили меня по-настоящему работать. В институте я поставила три спектакля, мне даже доверяли проводить репетиции с однокурсниками. Но зато в актерском плане я была последней. Так и вышла из института с этим комплексом, хотя и с красным дипломом...

  В Тамбове меня поначалу поселили к администратору местной филармонии, совершенно замечательной женщине, которая к тому же за мной немножко приглядывала. Больше всего меня раздражало то, что в квартире не было туалета. Моя первая жизненная трудность! Две небольшие комнаты в доме барачного типа, у хозяйки в комнате имелся умывальник, а у всех остальных - в конце длинного общего коридора. Очень скоро я поняла, что хочу жить одна. К тому же у меня случилась большая любовь - вспыхнул роман с однокурсником. Его звали Александром. Совместная жизнь началась со скитаний, мы часто оставались ночевать в аудитории. Александр был поджарым стройным мальчиком с вьющимися черными волосами. Полная противоположность Саше, кстати, как и все мужчины в моей жизни. Единственное, что их объединяет, - число 22.

  - ???

  - Да. Все мои мужчины рождены 22-го числа, не важно какого месяца. Даже моя собака родилась 22-го.

  - Это был всего лишь студенческий роман?

  - Нет, мы поженились! Но почему-то я всегда выходила замуж за мужчин именно тогда, когда с ними надо было уже расставаться. После института, чтобы получить распределение в один город, мы расписались, но к тому времени наши отношения перешли в совершенно иную плоскость. Мы стали скорее братом и сестрой.

  В общем, распределились мы в Одессу. Приехали одетые-обутые - в Тамбове я очень неплохо зарабатывала: и манекенщицей была, и повышенную стипендию получала, так что набегало около 140 рублей в месяц. Совсем неплохо для барышни моих лет. Александр тоже чего только не делал - например, плакаты рисовал. Я мечтала поехать в провинциальный город и организовать свой собственный театр: планы были грандиозные! В Одессе нас по блату устроили в местную филармонию, в "разговорный" коллектив. Скучища, учиться не у кого. Словом, дурной захолустный театр. Мне делать было решительно нечего, женщин и без меня хватало: жена руководителя, жена директора, жена Саши Цекало - маленькая толстая блондинка. В общем, все места заняты...

  - А какое впечатление Саша произвел на вас при первом знакомстве?

  - Самое ужасающее. Мы поначалу терпеть не могли друг друга. Я видела перед собой очень амбициозного человека, который, как мне казалось, нахватался по верхам каких-то знаний, а закончил всего лишь Киевское эстрадно-цирковое училище. Он руководил коллективом из четырех человек под названием "Шляпа", в котором числилась и его жена. Все это было очень миленько. А я приехала максималисткой и первое время открыто критиковала все, что делалось в театре. Говорила руководителю; "Как можно с ЭТИМ выходить на сцену? Они же не знакомы ни с системой Станиславского, ни Михаила Чехова!"

  - Когда же все-таки ненависть переросла в любовь?

  - Года через два. На моем дне рождения. Мы все оказались на гастролях в каком-то Богом забытом украинском поселке. Мне пришлось всех пригласить - так принято. Постепенно благодаря дешевому вину и арбузам народ расслабился. И неожиданно между мной и Сашей какое-то тепло пошло. Мы вдруг поняли, что, по сути, думаем об одном и том же. Он, как и я, пытался бороться с серостью, только не критикой, а придумывая номера по принципу "я сделаю все сам". Так что поначалу мы сблизились как люди творческие. Именно тогда он взял в руки гитару и запел, потом стал посвящать мне песни и каждую минуту заставлял меня за кулисами эти песни репетировать. Потом стал придумывать для меня номера. В общем, Саша покорил меня песнями, посвящениями, а главное - наличием мозгов. Постепенно обоюдная симпатия переросла во влюбленность. От своей толстой супруги он очень быстро отделался. Но почти год мы оставались любовниками, скрывали ото всех наши отношения. Потом решили рвануть в Москву. Разными хитрыми путями мне удалось получить две комнаты в Москве, в коммуналке.

  - А вас не пугал переезд в Москву? Вас ведь, наверное, никто здесь не ждал с распростертыми объятиями?

  - Да меня вообще мало что пугает. Все эпохальные шаги в своей жизни я сначала совершала и только потом их обдумывала. В Москве первые полгода я еще жила с Александром - не находила в себе сил сказать ему то, о чем он и так знал. Когда же мы все-таки подошли к этому тяжелому разговору, Александр был к нему уже готов. Он мне сказал только: "С этим человеком ты вместе не будешь. Его комплекс Наполеона никогда не даст тебе житья".

  - Вас не удивило, что и мама, и первый муж, которого вы считали другом, предрекали вам одно и то же?

  - Тогда я всего этого просто не воспринимала. Некоторое время нам пришлось жить всем вместе: в одной комнате - мы с Сашей Цекало, в другой - мой бывший муж. Саша периодически настаивал, чтобы я убрала бывшего мужа из соседней комнаты. Но я ему твердо сказала: жилье куплено на наши общие с Александром деньги, и пока я не смогу отдать ему долг за комнату в коммуналке, он отсюда не уедет.

  - На что вы жили в Москве первое время?

  - Да как придется. Когда бывало особенно трудно, собирали бутылки, даже окурки на лестничной клетке - предварительно обрабатывали их на свечке и потом докуривали. Саша сразу начал обивать пороги телевидения, однако предложить нам было особенно нечего. Мы показывали какие-то Сашины песни, но на нас смотрели весьма скептически. Наконец Саше удалось подобраться к "Утренней почте", но услышали мы следующее: "Певцов у нас хватает, а вот сценарии писать некому". И тогда Саша сказал себе: "Мне нужно придумать сценарий". В отличие от меня он всегда мог заставить себя творить. В точности так же он придумывал и песни. Просто садился и говорил себе: "Надо". Даже если не было вдохновения. Иногда нас приглашали на детские передачи, например, "Отчего и почему". За песни платили прилично, на эти деньги можно было жить полгода, не шикуя конечно. А микрофоны я первый раз увидела в студии "Дома звукозаписи".

  - А как сформировался образ дуэта "Академия"?

  - Постепенно. Мама отдала мне свое розовое концертное платье. Оно же было у меня и первым свадебным. Я приделала к нему кринолин - с какой-то стройки утащила проволоку. Она, правда, не гнулась, но ничего другого не было. Какой-то знакомый отдал Саше отцовский фрак, но забыл "приложить" рубашку, так что фрак пришлось надевать на голое тело. Потом откуда-то взялся фрак для меня, мы так и стали во фраках на голое тело выступать - так и в эфире появились. Для всех это было неожиданностью - высокая красивая девушка и маленький, очень смешной мужчина. Многое рождалось прямо на сцене. То, что мы делали, было абсолютно новым на эстраде, аналога этому в нашей стране не было. Уже много позже нас увидел один американский продюсер и сказал: "Господи, да это вылитые Сони и Шер!"

  Но чем лучше у нас получалось, тем сложнее становились наши отношения. Мы работали по 24 часа в сутки, до полного изнеможения. Это как страшная, вечно включенная машина, которая постепенно съедала личную жизнь напрочь. Незаметно копившаяся усталость порой прорывалась наружу вспышками раздражительности. Саша мог позволить себе, например, при всех меня оскорбить. Ему ничего не стоило сказать: "Ну что ты можешь понимать с твоим тамбовским институтом культуры!"

  Сначала я тихо глотала слезы, потом научилась точно так же отвечать: "А ты что понимаешь со своим цирковым училищем?!" Слово за слово - и катилось... Чем дальше, тем чаще у меня возникало ощущение, что мы движемся в разные стороны. И все же я думаю, Саша сам никогда бы со мной не расстался: он для себя с самого начала решил, что проживет со мной до гробовой доски. Постепенно он вообще стал считать меня своей собственностью.

  - А Саша не боялся, что вы от него можете уйти?

  - Еще как! Он все время подчеркивал, что наша неординарность, яркость - именно в дуэте. А если я начну сольную карьеру, то буду всего лишь тыщу первой певицей. Теперь-то я понимаю, что все его рассуждения были одним из способов меня привязать.

  - А в финансовом отношении вы от него зависели?

  - В общем, нет. Мы, образно говоря, складывали деньги в одну тумбочку, и каждый брал оттуда сколько ему нужно. Но от финансовых дел Саша старался держать меня подальше. Все переговоры вел сам, заперевшись в туалете - "чтобы домработница не слышала". Но даже и без домработницы, когда мы были одни - он делал то же самое. Как я потом поняла, это тоже было способом меня привязать.

  Вообще его характер очень изменился. Саша работал как вол и волей-неволей сделался очень избирателен в отношениях с людьми: с теми, от кого что-то зависело, он разговаривал мило, а прочих же просто не подпускал к себе. Улыбки доставались только тем, кто мог представлять для него интерес. Я пыталась сглаживать эти шероховатости и улыбалась за двоих, оправдывая его тем, что он очень устал. Пока сама от этого не устала.

  - А что же все-таки надломило ваши отношения?

  - Года четыре назад Саша стал периодически пропадать, отключать мобильный телефон, но желания до чего-то докопаться у меня не возникало. А уж когда в кошельке у собственного мужа находишь презервативы, то докапываться уже бессмысленно. Когда я в первый раз прижала его к стенке, он произнес: "Ну подумаешь, проститутки! Это все равно что в тренажерный зал сходить!"

  И добавил: "Понимаешь, когда ешь одни бутерброды с икрой, то иногда хочется и с ливерной колбасой". Вот так. Я подумала: зачем же мне мужчина, который проводит время с проститутками? От этого отдает помойным ведром. И ответила: "Что ж, видимо, твой удел - оставшуюся жизнь есть бутерброды с ливером".

  Отчуждение между нами росло. У меня появился другой человек, а Саша этого даже не заметил. Но мой возлюбленный трагически погиб...